Осенью они от чего-то, казались, чуть ли не близнецами. Хотя даже на близком расстоянии никакого сходства не обнаруживалось. Один - маленький, сухой и скрюченный, похожий на тощий вопросительный знак, с выбритыми до синевы щеками. Когда он снимал, свой чёрный берет, под ним обнаруживалось полное отсутствие растительности. Другой - большой и круглый, как глобус, со щеками, поросшими буйной щетиной. У него из-под такого же чёрного берета непокорно выбивался пусть и слегка припорошенный сединой, но вполне ещё лихой чуб.
Может быть, сходство это рождалось от одинаковых, давно вышедших из моды, болоньевых тёмно-синих плащей и коричневых ботинок с блестящими чёрными калошами? А может… просто осень? Осенью все деревья одинаковые…
Каждый день, независимо от погоды и времени года, с пяти до семи, сидели они на одной и той же лавочке в чахлом скверике у дома. Сидели и молчали… Видно, всё уже давным-давно было сказано-пересказано. Да и что говорить, когда осень? Маленький и сухой всегда сосредоточенно смотрел вниз, а большой и круглый улыбчиво прищурившись - вверх. И только когда приходило время прощаться, большой и круглый, говорил, мечтательно глядя в небеса:
- ЭХ… ДОЖИТЬ БЫ ЕЩЁ РАЗОК ДО ГРОЗЫ… - он говорил так в любое время года, наверное от того, что для него уже наступила вечная осень…
- ДОЖИВЁШЬ… ДОЖИВЁШЬ… КУДА ТЫ ДЕНЕШЬСЯ… ТЫ ВСЕ ГРОЗЫ ПЕРЕЖИВЁШЬ – с ехидцей отвечал сухой и скрюченный…
На том они и расставались, ни сказав больше, ни слова…
И вот, как-то в конце мая, в пять часов вечера, в чахлый скверик у дома пришёл только сухой скрюченный. Он сидел на знакомой скамейке, привычно уставившись в землю и, нарушая режиссёрский замысел, беспрерывно бормотал…
- КАК ЖЕ ТАК??? ЭТО, НАВЕРНОЕ, ОТТОГО, ЧТО ВЕСЬ МАЙ НЕ БЫЛО ГРОЗЫ… А МОЖЕТ, ТЕПЕРЬ ЕЁ ВОВСЕ НЕ БУДЕТ?
Чем ближе стрелка часов приближалась к семи, тем неуютнее он себя чувствовал, и… не выдержал… Впервые за много лет он ушёл без пяти семь… Ушёл, пробормотав напоследок:
- ЭХ… ДОЖИТЬ БЫ ЕЩЁ РАЗОК ДО ГРОЗЫ… - Дальше по сценарию шла его реплика, но сегодня она казалась ему отвратительной и он промолчал. Да и как в одиночку играть спектакль, в котором автором задуман диалог?
Через три дня, в пять часов вечера, в чахлый скверик у дома не пришёл никто, а над городом бушевала гроза, и майский ливень от души поливал осиротевшую лавочку, старательно смывая следы так долго жившей здесь вечной осени…
